Сергей Фомичёв - Сон Ястреба. Мещёрский цикл
Всё нижнее течение Суры перекрывала засека. Пока ещё худосочная, способная вызвать лишь короткое замешательство у конной лавины, что внезапно наткнётся на неё. Но работа продолжалась, укрепление быстро набирало мощь. Тут и там стучали топоры, переговаривались люди. На речных поворотах ставились сторожевые башенки, между ними сновали разъезды.
Алексий не удивился, увидев приготовления, но поразился размаху. Да, старый князь многое успел сделать. Если ему позволить довести начинания до конца, то не успеешь и глазом моргнуть, как здесь возникнет серьёзный рубеж. Рубеж, который не только и не столько остановит орду, сколько навредит московским князьям. Ведь безопасный островок русских земель притянет к себе многих.
Нужно спешить. Опередить Константина. Нанести ему удар, которого тот не ждёт.
***Дьячок выскочил из шалаша, вытаращив глаза и истошно воя. Длинные чёрные волосы трепыхались на бегу неопрятными прядями. Ни дать ни взять – упырь полуночный.
– Ты куда? – удивился Кисель. – Приснилось чего?
Отбежав от шалаша на безопасное расстояние, парень оглянулся. Никого за спиной не узрев, прекратил выть и, успокоившись, подошёл к костерку. Присел, отдышался.
– Бычок, гадёныш, под накидку змею дохлую подложил, – объяснил он причину испуга. – Как пойду его менять, по шее получит, придурок.
Кисель нахмурился. Ума нет у городских. Шутят такими вещами. Ладно, если окажется, что Бычок змею уже мёртвой нашёл. А если убил, или того хуже, убил только с тем, чтобы товарища пугнуть? Вот же послал бог помощников! Тут по их глупости скорее сгинешь, чем от вражеских стрел.
– Поди подмени его, – приказал старшина.
– Да я ж только-только сменился, – удивился Дьячок.
– Иди, – повторил Кисель. – Ненадолго. Мне переговорить с ним надо.
Но устроить помощнику выволочку не получилось. Дьячок почти сразу вернулся и доложил:
– Сюда путник какой-то идёт. Приметил костёр и идёт. Выпроводить?
Пока старшина размышлял, выпроваживать оказалось поздно. Прохожий уже ступил на полянку и, осенив сторожей крестом, приблизился к костру.
– Мир вам, люди добрые.
В отблесках пламени, Кисель разглядел одежды священника. Изрядно потрёпанное, но некогда богатое платье. Золотое шитьё, дорогая ткань… Либо на заставу занесло важную птицу, либо разбойника, что подловил эту птицу чуть раньше.
– Кто таков будешь, человек? – спросил старшина. – Зачем здесь?
– Дорога не близкая, – ответил прохожий. – Сбился я малость. Вот, на огонь заглянул. Хлеба и соли не прошу, но горячего выпить не откажите, Христа ради.
– Чернец? Откуда? – продолжал допытываться Кисель.
– Из самой степи пробираюсь, – старец вздохнул. – Божьим промыслом на путь поставлен.
– Дай ему поесть и воды согрей, – приказал старшина Дьячку. – А я покуда пройдусь, тропинки проверю.
Вокруг было спокойно. Лишь громадина Цепеля по-прежнему давила размерами и непонятной сокрытой мощью. Кисель так и не привык к близости черемисского оплота.
***Едва он вернулся, со стороны реки послышался конский топот и ржание. Старшина насторожился, не враг ли налетел часом? Свистнул Бычку. Тот ответил условным знаком. Явились свои.
Скоро Бычок привёл к костру целую гурьбу, в которой Кисель узнал нижегородских бояр и князей, а во главе этой свиты увидел великого князя Константина Васильевича.
Старшина вскочил, но от смущения не смог произнести даже обычного приветствия. Вельможи на Киселя внимания не обратили. Свита стояла, окружив полянку плотным кольцом. Константин молча смотрел на священника. Тот вёл себя спокойно, если не сказать, нагло. Сидеть у костра, когда великий князь перед тобой топчется, это граничит с оскорблением.
Но Константин узнал гостя сразу, а быть может, и ожидал встретиться с ним. Поначалу он потянулся непроизвольно за благословением, но в последний миг удержался. Алексий сделал вид, что не заметил. Его больше волновала сейчас осведомлённость князя. Не мог же тот знать о приходе владыки заранее. Или мог? От Нижнего до Суры и за день не поспеть. А Константин, вот он. Через полчаса тут как тут.
– Зачем ты пришёл сюда? – спросил князь.
Он тоже не верил в случайность встречи и удивился, увидев священника без сопровождения. Он не доверял митрополиту. Помнил, как его монахи пленили Бориса, и знал, что тот был и будет всегда на стороне Москвы. Перед ним был враг, может быть, самый серьёзный во всём его деле. Но вместе с тем был пастырь, поставленный на Русь. Поэтому князь чувствовал себя неловко.
– Давай поговорим, князь, – предложил священник
Константин кивнул. Подозвал Волынского, приказал выставить охрану. Воины тут же рассыпались по сторонам. Несколько конных разъездов умчались на восточный берег, беря правее Цепеля: места неспокойные, всякое может случиться.
Возле костра постелили грубую скатерть, на которую выложили лепёшки, мёд, мясо и рыбу из походных припасов. Свита великого князя отступила на почтительное расстояние. Кисель, сообразив, наконец, кого он тут приютил, поспешил за ними. Кажется, по посещаемости властителями, колдунами и священниками, маленькая застава в устье Суры уже вполне могла соперничать со многими городами.
Алексий не притронулся к угощению. Лишь раз или два хлебнул всё того же кипятку.
– Мне уже передали, что ты готовишь большой поход, если Джанибек поставит на Русь Ивана. Да я и сам вижу, как много удалось тебе сделать.
– Ты надеешься отговорить меня?
– Признаюсь, была такая мысль. Ведь русским князьям куда лучше договориться, нежели ссориться. У нас один язык, одна вера…
– Твои люди чуть не убили моего сына, – оборвал речь митрополита Константин. – К чему приплетать сюда веру?
– Они действовали своевольно, – ответил Алексий.
– Да ну? – Константин не полагался на слово священника.
– Думай, как хочешь, – отмахнулся тот. – Но теперь речь не об отдельном князе или княжестве. Ты ставишь под угрозу все русские земли.
– Под угрозу свободы? – князь усмехнулся.
– Свобода – пустое слово. За ним нет ничего. Обманка для доверчивых людей, которые никак не поймут, что в любом случае им придётся кого-то величать, в любом случае платить не тому, так другому.
– Не пытайся потчевать меня тем, что привык скармливать московским боярам. Москве нужна орда, чтобы сподручнее было обирать соседей. Орда же нынче не та, что прежде, она выбирает спокойствие и преданность. Вы держитесь друг за друга, как два пьянчуги после доброй попойки, но ваш союз не прочнее пустой яичной скорлупы.
– И ты намерен раздавить его? – Алексий зло прищурил глаз.
– Да, – Константин сжал кулак, показывая, как именно он проделает это.
– Не ошибись, – улыбнулся митрополит.
Он отщипнул кусочек лепёшки и отправил в рот. Казалось, будто он успокоился, услышав однозначный ответ. Словно до сих пор сомневался во враждебности князя, а теперь всё встало на свои места.
– Спасибо за угощение. Видимо, тебя убедить невозможно. Пожалуй, я зайду для начала в Муром.
– Думаешь уговорить Юрия? – вырвалось у Константина.
– Почему нет? Он не претендует на Владимирский стол. Что он теряет? Ты ли будешь верховным князем, или Иван, для него не суть важно.
Константин знал, что очень даже важно. Москва поддерживала Фёдора, давнего соперника Юрия. Но Алексию он больше не возражал. Князь просто не видел смысла в споре. Разговор угас.
Они просидели до рассвета, не столько разговаривая, сколько меряясь взглядами. Но едва начало светать, священник поднялся. Окинув взглядом охрану, он побрёл в сторону от восходящего солнца.
– Зачем же он приходил? – подумал вслух Константин. – Ведь не попытаться же всерьёз остановить меня? А если так, то отчего сдался так быстро?
Отсутствие ответов сильно обеспокоило князя. Увидев священника у костра, у него мелькнула было мысль, что тот пришёл договориться. По сути, Алексий получил всё, что хотел – он стал митрополитом. А который из князей будет властвовать над Русью, не так уж и важно. Митрополиту имел бы смысл ставить на сильнейшего.
Но Константин понял, что ошибся. Московский дом значил для владыки куда как больше. Вот только почему? Из-за родственников, что засели в боярской думе? Или дело в другом?
Он подозвал Волынского.
– Собери людей. Я ухожу.
– Чего он хотел? – решился на вопрос Волынский, как только отдал нужные распоряжения.
Константин не ответил.
***Тарко встретил лес, как старого друга. Остановился у первого же дуба. Посидел. Сварив немного каши, положил возле корней – испросил у хозяина позволения потревожить покой.